Ивашкин, которому в следующем году будет 40, сохранил чувство юмора, общительность и блеск вратарских глаз. Потому, наверное, и выжил. Представляется он просто: Леха. Моментально переходит на "ты". Сыпет потешными историями три часа - а кажется, может вспоминать до ночи. Если сил хватит. Смешное и грустное рядом.
- Как узнали о болезни?
- Первый звоночек был в Новосибирске. С этого все началось в 2002-м. Долго болела спина. В какой-то момент так прихватило, что еле с кровати поднялся. Врачи говорят - межпозвоночная грыжа, завтра операция. Нет, отвечаю, лучше в Москве ее сделаю. Но они убедили, что тянуть не стоит. И уже через 12 дней в "Сибири" меня поставили на лед. Я только потом сообразил: после удаления аппендицита люди месяц восстанавливаются, а тут двух недель не прошло, как играть начал! Выглядел, конечно, слабовато. Главный тренер "Сибири" Голубович сказал: "Все, Леха, природу не обманешь. Пора заканчивать". Президент клуба Ненахов добавил: "Оставайся, лечись, однако зарплату урезаем в два раза". Но я о завершении карьеры не думал.
Вернулся в Москву, нашел врача в частной клинике, который согласился прооперировать позвоночник. И тут как раз симпозиум нейрохирургов в Перми. Тот самый врач разговорился с коллегой из Новосибирска, который меня оперировал. Говорит: "Буду хоккеиста Ивашкина на ноги ставить. Слыхал о таком?" Тот отвечает: "Ивашкин? Не вздумай. Мы его с того света еле вытащили". И рассказал подробности.
- Какие?
- Оказывается, во время операции у меня сердце остановилось на 56 секунд. Откачали чудом. Но ни мне, ни жене ничего не сказали. Я обалдел, конечно. Ночь заснуть не мог - пошел в магазин, взял литрушку и быстро ее уговорил... Потом врачи объяснили, что после остановки сердца в организме произошли сбои, которые и привели к раку.
К тому моменту я доигрывал в "Титане" из Клина. Чувствовал себя паршиво, быстро уставал. После тренировки температура 38. Но валил все на грыжу. Затем с семьей поехал в отпуск в Турцию. Там не понимал, что происходит. Стоило чуть-чуть махнуть пива - моментально повышалось давление, задыхался. А когда в Москве наконец лег на обследование, выяснилось, что у меня рак крови.
Жена, правда, успокаивала: мол, это ранняя стадия лейкоза. Лечится без проблем, главное - вовремя обнаружили. Поэтому близко к сердцу я всю эту ситуацию не принимал. Да и вообще не верил, что могу серьезно заболеть. Еще почти сезон в "Титане" продержался.
- В команде о диагнозе знали?
- Нет. Я играл, потому что нужны были деньги на лекарства. Лейкоз - одна из самых дорогих болезней в мире. Ставили капельницы, каждая - 1300 евро. Делать их надо было по две - три в месяц. Все, что успел накопить за карьеру, ушло. А потом четыре с половиной года провалялся в своей берлоге. Постель, только постель.
- Вообще на улицу не выходили?
- Очень редко. Силы таяли. Весил 60 кило. Жил как растение, в каком-то собственном мирке, где фоном был включенный телевизор. Ни сна, ни аппетита. Причем когда лежишь - ничего не болит. Красота! Но стоит хотя бы в туалет подняться - сразу становится хуже. Там колет, тут ломит, голова кружится. Думаешь: на фига вставал?! Если бы не дочка - наверное, загнулся. Катюша меня спасла. Ей было четыре года. Занималась гимнастикой, зал - в пяти минутах ходьбы. Дочка говорит: "Пап, я без тебя не пойду". Идти не хотелось, но себя заставлял. Кое-как одевался, брал собаку, и мы шли в зал. Пока дочка тренировалась, сидел на лавочке. Потом обратно пилим. А дочка: "Пап, пойдем на карусельку". В общем, таскала меня везде. Без движения я бы зачах.
- Телефон замолчал?
- Я никому ничего не рассказывал. Многие позже говорили, что боялись звонить. Никаких обид, я их прекрасно понимаю. В самом деле, что скажешь? "Держись, не унывай..."? Когда после долгого перерыва заглянул в бар дворца ЦСКА, тишина наступила. И чей-то голос: "О, Ивашкин! Ты еще живой?"
Самое страшное - когда началась химиотерапия. Сначала от холода трясет, хоть температура под сорок. Накроешься одеялами - а кажется, будто во льдах лежишь. И так два часа. Потом наоборот, в жар бросает. Задыхаешься, пот ручьем...
Больше всего в такие минуты хотелось умереть. Мне казалось, там будет легче, боль отступит. Готов был броситься со своего 12-го этажа. Но испугался - слишком долго лететь. Повеситься - тоже не вариант. Детей напугаешь.
Как-то дочке дали билеты на соревнования по гимнастике в Лужники. Ей не с кем было ехать, я плюнул на запреты докторов и рванул с ней. Впервые за пять лет выбрался в центр города. Поразился, какая в электричках жизнь - кто с баяном, кто с гитарой, постоянно что-то продают. Врачи, узнав, что я в Москву ездил, были в шоке. Ивашкин, сказали, ты спятил? Куда поперся?! У тебя же слабый иммунитет! Кто-то чихнет - и помрешь. Потом рассказали, что в это же время в институте гематологии мелолейкоз, как и у меня, обнаружили у 15 человек. Двоим сделали операцию по пересадке костного мозга родственников, пока все удачно. Еще двоим пересадили костный мозг доноров. У первого он не прижился, сразу умер. У второго отторжение началось через пару лет - тоже с концами. Остальные были уже на том свете.
- Когда к работе вернулись?
- Как очухался маленько, стал выходить к подъезду, брал бутылку водки и угощал местных алкашей. Сам-то давно с выпивкой завязал. Им наливал, а они мне свои истории из жизни рассказывали. Но потом надоело сидеть, как старая бабка, у подъезда.
Когда вышла обо мне заметка в газете, телефон несколько дней не замолкал. Гарик Бахмутов и другие ребята из клубов суперлиги занялись сбором денег. Помогали не только хоккеисты, которые меня знали. Например, Женя Набоков через своего агента прислал десять тысяч долларов. Хотя знакомы с ним до этого были шапочно. А год назад в "Витязе" предложили работу. Можно, поблагодарю через газету людей?
- Благодарите.
- Большое спасибо генеральному менеджеру Алексею Жамнову и спортивному директору Михаилу Денисову. С их подачи тренирую вратарей фарм-клуба. Моя хоккейная жизнь продолжается. Отдельное спасибо хозяину "Витязя" Николаю Борисовичу Павлинову, которого все близкие называют Батей. Для меня он действительно как батя.
Чувствую себя получше. Был даже близок к ремиссии. Это когда у тебя не хорошо и не плохо. Так может годами продолжаться, причем безо всякой химии. На лед выхожу - о болезни забываю. Общаюсь с молодыми и вижу, как сам становлюсь моложе лет на двадцать. В ЦСКА когда-то представить не мог, насколько это здорово - оставаться на базе. Тогда ее проклинал. А сейчас остаюсь с огромным удовольствием. И отдохнешь, и с ребятами поболтаешь. Полкоманды называет меня Алексей Валерьевич, другие - кто как. И Алексей, и Леха, и дядя Леша...
- Давайте о прошлом. О ЦСКА.
- Я в столовую ЦСКА поначалу даже заходить боялся. Вообще ошалел - прежде этих людей видел только по телевизору. И тут - сказка наяву, я с ними в одной команде. Конечно, стеснялся. Тем более за стол меня усадили к Быкову и Хомутову.
- За пивом вас ветераны гоняли?
- Нет. Им знакомые привозили "Золотого фазана". Чешское пиво, замечательное. В Москве его не найти было, а им - пожалуйста. 25 рублей за ящик.
- Медаль чемпиона СССР 1989 года у вас осталась?
- У меня в 91-м квартиру обокрали, и медаль тоже унесли. Я как раз на сборах сидел. Позвали к телефону: "Леха, твою квартиру в Раменском вскрыли, матери плохо..." Я бегом к Тихонову - отпустите. А на следующий день игра. Тихонов смотрит пустыми глазами: "Ну и что? Чем ты матери поможешь? А квартирой пускай милиция занимается".
- Хомутову он ответил точно так же - когда у того отец умирал в Ярославле.
- Не умирал, а умер... Я всю ночь мучился, даже позвонить матери не мог. Раменское считалось межгородом, с базы не дозвонишься. Была мысль сбежать, только тогда с командой можно было бы попрощаться. Тихонов в армию сослал бы.
- Но иногда убегали?
- Не без этого. Ворота на свободу обычно были задраены. Перелезали - хоть боялись задницу разорвать о штыки на заборе. Возвращались не совсем трезвыми, поэтому риск был большой. В лесок неподалеку от базы девчонки приезжали с нами знакомиться. Знали, что хоккеисты "голодные".
- А потом матери беременных девчат шли к Тихонову.
- Такое часто случалось. Со мной тоже было.
- Отбились?
- С трудом. Девчонка была красивая, сисульки пятого размера. Жила на Новослободской. Мамаша ее накрывала поляну, едва я появлялся на пороге. Потом выделяла нам комнату. А вскоре выяснилось, что девица эта просто шлюха. С большой мечтой - выйти замуж за хоккеиста. Как решил с ней расстаться, снова на сцене появилась маменька. Лена, говорит, беременная от тебя. Или женись, или пойду к Виктору Васильевичу. Расскажу, как ты пьешь-гуляешь.
- Затрясло вас?
- Еще как! Думаю - все, конец мне. Решил жениться. Но в последний момент ее близкая подруга рассказала, что ребенок не от меня. Поделился со старшими товарищами, и Каменский со Стельновым подсказали: дескать, напугай ее экспертизой, если будут претензии. Отстала.
- Тихонова вы боялись - как и все?
- Ужасно! Даже взглядом боялся столкнуться! Как-то неудачно отыграл против "Химика" - шесть шайб мне накидали. Тихонов устроил разбор. В таких случаях он никого не пропускал, и до меня дошел: "Раньше на рынках продавали Петрушек. За нитку дергаешь - руки расставляет. Хоп-хоп, хоп-хоп. Вот и у нас такой же голкипер, Петрушка..." Народ, понятно, ржать начал. А мне обидно.
С Виктором Васильевичем много историй связано. Однажды играли в Ленинграде. Чтобы не вылететь, СКА нужно было побеждать. Приезжаем утром на раскатку, вижу - одни генералы кругом и черные "Волги". Все они отправились к Тихонову - просить, чтобы сдали матч. Откатались мы, и Тихонов собрание созвал. Говорит: "Меня умоляли отдать игру, твердили, что армейские команды должны помогать друг другу Я отказался. А если кто-то из вас согласится - лишитесь всех благ".
- Что за блага?
- В конце сезона в команду приезжал министр обороны - кому квартиру за чемпионство, кому машину, кому мебель. И вот перед матчем Буре вертит клюшку в руках. Сегодня, говорит, чувствую - две забью. А рядом один из ветеранов стоял: "Забьешь, я тебе руки отрублю..." Я услышал - насторожился. Да и обстановка была какая-то не цеэсковская. Обычно каждый в себе, а тут гуляй душа.
Начали играть, мы быстро забили. Но мне в глаза бросилось: почему-то много играем вчетвером. Наши часто удаляются. Еще защитники меня постоянно закрывают. Ору: "Не вижу! Не вижу!" Один бывалый игрок ко мне повернулся: "Я тебе сейчас глаза выколю - вообще ничего не увидишь". А у меня игра как раз пошла - все ловлю! Дроздецкий выходит один на один, я шайбу ловушкой накрываю. И он лупит меня по руке.
- Больно?
- Когда сверху бьют - очень, там открытое место. Я взвыл: "Ох!" А он мне говорит: еще поймаешь - совсем больно будет. Но самое странное, что защитники не думали за меня заступаться. Хоть прежде в обиду никогда не давали. Все-таки СКА забивает, 1:1. До конца минуты три, остаемся втроем, подъезжает наш игрок перед вбрасыванием: "Леха, обязан пропустить" - "Как так?!" - "Вот так!" - "Понял..." Когда от синей линии по моим воротам бросили, шайба точно в ловушку летела. Но я руку чуть отодвинул - и 1:2.
- Ленинград отблагодарил?
- Деньги тогда никто не предлагал. Зато в поезде в каждом купе по ящику шампанского стояло. Мы полки приподняли, чтоб баулы поставить, - и на тебе.
- Как же вы его в Москве тащили?
- А тащить ничего не пришлось - мы трескали его всю ночь напролет.
- Конкурентом вашим в ЦСКА был человек трагической судьбы, Евгений Белошейкин. Сильный вратарь?
- От Бога. Один вытащил сборную на молодежном чемпионате мира в Канаде. Из молодежки сразу в первую сборную попал, для вратаря - невозможное дело.
- Он же повесился?
- Да. И прежде сколько раз пытался с собой покончить, даже на базе ЦСКА. В проруби чуть не утопился, вены резал. Не потому что выпивал - с женой у него не складывалось...
Она ассирийка была. Симпатичная, черненькая такая. Константинов должен был получать "девятку", а ездить не умел. Уступил очередь Белошейкину. Женька оформил автомобиль на жену, и это тоже сказалось. Как-то он после отбоя набрал домой - занято. Через полчаса - снова занято. Он перемахнул через забор, помчался к жене. Мы с ним жили на третьем этаже базы, в одной комнате. И на такой случай была приготовлена веревочная лестница. У многих игроков такие были.
- Откуда?
- В "Детском мире" продавались. За балкон цепляешь - и вниз. Потом через сауну бежишь за территорию. И вот Белошейкин приехал среди ночи домой - жены нет. Рядом с телефоном трубка лежит.
- Где была?
- Гуляла с кем-то. Не грибы ж собирала... Переживал он страшно. В 88-м в Калгари стал олимпийским чемпионом. Получил восемь тысяч долларов призовых. Привез их жене. Тогда олимпийцам дали три дня передохнуть, и заквасил он от души. Потом вернулся домой - от олимпийских денег ничего не осталось. Купила шубу, еще что-то...
- Но Белошейкин и сам не ангел был.
- Была у него девчонка, певица из ресторана "Архангельское". Так после отбоя он на часик приляжет - и к ней. Возвращался под утро. По той же веревочной лестнице заползал. Устанавливал подушки на стул - и спал сидя напротив балкона. Открывал дверь настежь, какая бы стужа ни стояла.
- Зачем?
- Как сам говорил - чтоб лицо не опухало. Я лежал весь в инее, думал, точно дуба дам. Украдкой вставал, затворял дверь. Будильник Женька заводил на самую рань - встанет, побреется, одеколончиком по щекам себя похлопает. Вроде в порядке.
Потом у Белошейкина пьянки пошли одна за другой - и у Тихонова терпение лопнуло. Виктор Васильевич долго ему все прощал. Ни с кем столько возни не было. Больше всего он боялся, что Белошейкина возьмет "Динамо" или "Спартак", приведут в норму - и Женька будет хоронить тот же ЦСКА.
- Когда виделись последний раз?
- Я с Нижним Новгородом в Питер приехал на матч. Около дворца Женька нарисовался - в грязном костюме сборной СССР. Сверху - белый плащ, в который олимпийцев перед Калгари одевали. Увидел меня: "О, Леха, привет! Как дела?"
- Узнали вы его?
- Узнал, хоть он опухший был. Постояли, потрезвонили. Говорит: "Уже восемь месяцев не пью..." Я, конечно, молодцом его назвал - но приличный перегар от Белошейкина чувствовался. Вдруг заявляет: "Я сейчас начинаю все по новой, с "Ижорцем" буду тренироваться. Мне уже форму выдали. Подари клюшку!"
- Дали?
- Не мог же я отказать? Вынес ему хорошую клюшку. Правда, ей уже играл. А новую как раз на матч приготовил. Белошейкин скривился: "Ты что, меня не уважаешь? Зачем мне играную даешь?" Что делать, отправился за новой. А у нас до тренировки время было, завернули с ребятами за угол дворца перекурить, рядом магазин хоккейной атрибутики. Белошейкин мою клюшку туда занес - а ему денежки уже приготовлены. Присмотрелся - а там не только моя клюшка, но и шлем Белошейкина лежит. Дожидается покупателя.
- Вы ведь стали героем молодежного чемпионата мира 1989 года?
- Я здесь ни при чем - команда у нас была потрясающая. Выходим в финале против Канады. На раскатке четверо канадцев встали на красной линии и нас охаживали клюшками. Потом выходим на игру, выстроились друг напротив друга, - канадцы начали в нас харкаться.
После первого периода счет 1:1, и я Могильному начал претензии высказывать: "И где ты, олимпийский чемпион? Когда играть-то будешь?" С опаской, правда, втолковывал. Могильный мог так ввалить, что башка отлетела бы в угол раздевалки.
- Завелся?
- Так завелся, что вышел и порвал канадцев. Я таких голов сроду не видел. Как только не обводил этих бедолаг - три гола забил. Под конец я уж начал дурачиться: доезжал до синей линии и назад к воротам на заднице катился. 7:1 выиграли. Канадцы плакали. Накануне чемпионата мира, уже в Анкоридже, Роберт Черенков устроил собрание: "Если завоюем золото - первые пять лучших игроков получат квартиры в Москве. Другие пять человек получат по машине. И этих десять человек будете определять сами..." Для 17-летних - какой стимул!
- Что-то получили?
- Шиш с маслом. Зато после чемпионата нас с Могильным потянули в "Баффало". Мне давали 300 тысяч долларов как лучшему вратарю чемпионата, а Сашке - 250. Открыто предлагали - бегите, дескать, пока в Канаде находитесь. Говорю: "Саш, если я смотаюсь, мать с отцом никогда не увижу..." А Сашка особо не рассуждал. Хоть намекал - он-то готов. Когда вскоре Могильный сбежал, я не слишком удивился.
- Скандал вышел большой?
- Страшный. На команду разом с миллион кагэбэшников налетело. Всю базу перевернули, вещи его перетряхивали. Костичкина, с которым Могильный номер делил, допрашивали. Его, правда, ветераны успели научить - ничего не говори, молчи.
- А вы так и не убежали...
- Потом стал жалеть. Я в НХЛ заиграл бы.
- О каких моментах в жизни ЦСКА вспоминаете с ужасом?
- О тренировке, которая называлась "Сантьяго". 12 рывков по 400 метров. А перед этим разминка - пробежки по 100 - 200 метров. Там-то все силы и оставишь. В субботу одна тренировка, воскресенье выходной - и в понедельник Тихонов устраивал "Сантьяго". Это было чудовищно.
- Кто-то легко это выдерживал?
- Буре, Федоров, да и я. Мне легче было бегать, чем заниматься штангой. Не любил ее. Весил 73 килограмма, но от Тихонова никаких поблажек не получал. У штанги все были равны. Я три-четыре раза к ней подойду и все. Стою в сторонке, отдыхаю - и вижу, как Виктор Васильевич ко мне направляется: "Чтоб десять раз сделал..."
- Говорят, все поражались физической силе Могильного - тот одной рукой поднимал какую-то несусветную гирю.
- Это при мне было: Могильный с тренером Эдуардом Ивановым поспорил на компот, что поднимет одной рукой гирю 32 кило. И спокойно поднял. Коваленко тоже здоровенный парень. Армейские старики едва увидели его ноги, сразу сказали - "колонны Большого театра". Потом нас на практику послали в калининский СКА. Однажды, перед приездом начальства, надо было военную форму для каждого отыскать. Так для Андрюхи гимнастерку еще с трудом подобрали, а штаны не смогли найти. Ни одни не налезали. И с кирзачами аналогичная история. Размеров таких не придумано, какой у Коваленко.
- Что сделали?
- И штаны, и сапоги сзади разрезали. Поставили в строй, приказали стоять к начальникам только лицом.
- Какие-то обиды в вашей душе живут?
- Меня не взяли на Олимпиаду 92-го в Альбервилль. На сбор вызвали Шталенкова с Трефиловым из "Динамо", меня и Червякова. За место третьего вратаря бились мы с Червяковым. С Леликом, огромным папуасом. Я оказался сильнее, его отправили со сборов. Я уже считал себя третьим вратарем - на большее не рассчитывал. Хоть с трибуны, думаю, буду орать: "СНГ, вперед!"
- Что помешало?
- Вдруг подходит ко мне селекционер ЦСКА Шагис. "Не думай, что поедешь на Олимпиаду" - "Почему, Борис Моисеевич?" - "Потому что ты ушел из ЦСКА. Все в Москву рвутся, а ты - в Нижний Новгород..." Я одного в тот момент не понял - кто ж в сборной будет третьим вратарем?
- Кто стал?
- Забыл совсем, что Хабибулин подписал контракт с ЦСКА. В последний день, после вечерней тренировки нам с Борей Мироновым говорят: "Все, вы свободны". Обиделся я страшно.
- В тот момент и пожалели, что ушли из ЦСКА?
- У меня не складывалось как-то в ЦСКА, хоть в 19 лет встал в ворота такого клуба. Не мог по 29 дней в месяц сидеть на сборах. Тупел. Шляешься по базе - не знаешь, о чем разговаривать друг с другом... Все очертенело, одни и те же рожи. А в Нижнем свобода.
- Самый нелепый тренер, с которым сталкивались?
- В Нижнекамске был оловянный черт...
- Кто-кто?
- Какой-то украинец, забыл фамилию. Бесконечные собрания - с одной и той же фразой: "Мы приехали в Нижнекамск, здесь бездонная бочка денег, надо из нее все время брать, брать и брать..." Если кто-то навалит в игре - тому говорил: "Ты залез ко мне в карман, вытащил оттуда премию". Все разговоры исключительно про деньги. О тактике - ни слова.
- В Нижнекамске действительно была "бочка"?
- По тем временам - бездонная, черт прав. Если я на ноль отыгрывал - мне помимо премии 500 долларов выдавали. Если одну пропускаю - 400, две - 300... Но только при условии, что выиграли или сгоняли вничью. Ка-а-к я начал "рубить"! Потом сами руководители говорят - але, Леха. Мы не успеваем из кассы брать. Очень хорошо заработал. Жалко было уходить.
- Вы многих хоккеистов повидали. Самый большой оригинал?
- Сашка Юдин, наш тафгай. Юморной парень. В "Спартаке" собирал вокруг себя пацанов и травил байки. Помню, к примеру, рассказ, как он с отцом и дедом на охоту ходили. Долго блуждали по лесу, никак не могли зверя найти. А Саня - совсем мальчишка, умаялся. Посадили его на дерево. Говорят: "Передохни там, а мы еще побродим". Возвращаются через пару часов - и натыкаются на мертвого медведя. Стали выяснять, в чем дело. Оказалось, зверь возле дерева решил отлить, и в этот самый момент спящий Саня свалился ему прямо на голову. Вот сердце у медведя и не выдержало.
- Говорят, вы как-то подрались с Юдиным в раздевалке?
- Подрался - громко сказано. Санька всегда ко мне по-доброму относился. А тогда играли в Новокузнецке, вели 3:2. На последней минуте он грубо ошибся несколько раз, нам едва не забили. После матча около автобуса я вспомнил тот эпизод и начал "пихать" Юдину. Мол, из-за тебя чуть не проиграли. Распалился, вдруг вижу - он побагровел, глаза налились кровью. Как увернулся от его удара, до сих пор загадка. Вратарская реакция спасла. Сразу ребята налетели, разняли. Я и сам не понял, зачем на рожон лез - знал ведь, что с Юдиным связываться себе дороже. Многие на этом погорели. Не только хоккеисты.
- Кто ещё?
- На моих глазах он подрался в ресторане с борцом. Тот был полтора центнера весом. Что-то с Юдиным они не поделили. Около двери валялась здоровая чугунная задвижка. Борец ее схватил и сзади долбанул Саньке по башке. Кровь фонтаном! Мне стало плохо от одного вида - думаю, все, остались мы без тафгая. Но Сашке - хоть бы хны. Почесал репу, поднялся. И отправились они на улицу выяснять отношения. Борец встал в стойку, но Саша попер на него как танк. Кулачищи только мелькали. В итоге рухнул борец - да так, что под ним грунт проломился.
- Вы ведь, кажется, дружили с футбольным вратарем ЦСКА Михаилом Ерёминым?
- В Алешинских казармах на гауптвахте познакомились. Обоих туда за нарушение режима отправили. Мне дали семь суток ареста, ему - три. Определили нас с Еремой на последний этаж. Обычно на "губе" в 6 утра подъем, деревянные койки к стене откидываются, - и больше лечь не дают. А к нам охранники хорошо относились, разрешали спать на полу. Если начальство шло, кричали: "Шухер".
Ерёма, как и я, жил в Зеленограде. В местном баре "Резонанс" часто встречались. Я был на финале Кубка ЦСКА - "Торпедо". Наши выиграли - 3:2. Зашел в раздевалку, поздравил Ерему. Он шепнул: "Приезжай через пару часов в ресторан "София". Будет пир горой". - "Давай лучше в Зеленограде пересечемся, - говорю. - Нормально посидим, без всякого официоза". На том и расстались. А утром я узнал, что он на машине разбился...
Ивашкин отчаянно цепляется за жизнь. С утра добирается на тренировки через пробки из Зеленограда в Чехов. Болезнь, кажется, отступила. А может, это только кажется.
Он выходит на лед с юными вратарями фарм-клуба "Витязя". Учит их ловить шайбу. И радуется каждому дню.
